Неточные совпадения
Он забывал, как ему потом разъяснил Сергей Иванович, тот силлогизм, что для
общего блага нужно было свергнуть губернского предводителя; для свержения же предводителя нужно было большинство шаров; для большинства же шаров нужно было дать Флерову право голоса; для
признания же Флерова способным надо было объяснить, как понимать статью закона.
— Знаете, отчего мы так сошлись с вами, — сказал он, добродушным и умным взглядом отвечая на мое
признание, — отчего я вас люблю больше, чем людей, с которыми больше знаком и с которыми у меня больше
общего? Я сейчас решил это. У вас есть удивительное, редкое качество — откровенность.
Нет ни
общей для всех справедливости, ни
признания человеческой личности, ни живого слова. Ничего, кроме задачника Буренина и Малинина и учебников грамматики всевозможных сортов.
Стоит людям только понять это: перестать заботиться о делах внешних и
общих, в которых они не свободны, а только одну сотую той энергии, которую они употребляют на внешние дела, употребить на то, в чем они свободны, на
признание и исповедание той истины, которая стоит перед ними, на освобождение себя и людей от лжи и лицемерия, скрывавших истину, для того чтобы без усилий и борьбы тотчас же разрушился тот ложный строй жизни, который мучает людей и угрожает им еще худшими бедствиями, и осуществилось бы то царство божие или хоть та первая ступень его, к которой уже готовы люди по своему сознанию.
Но мало этого, в Германии, там, откуда и взялась
общая воинская повинность, Каприви высказал то, что старательно скрывалось прежде, то, что люди, которых надо будет убивать, не одни иноземцы, но свои, те самые рабочие, из которых взято большинство солдат. И это
признание не открыло глаза людям, не ужаснуло их. И после этого, как и прежде, они продолжают идти, как бараны, в ставку и подчиняться всему тому, что от них требуют.
Было следствие. Никто не мог понять и объяснить причины самоубийства. Дядюшке даже ни разу не пришло в голову, что причина имела что-нибудь
общего с тем
признанием, которое два месяца тому назад ему делал Евгений.
Равенство это —
признание за всеми людьми мира одинаковых прав на пользование естественными благами мира, одинаковых прав на блага, происходящие от
общей жизни, и одинаковых прав на уважение личности человека.
Таковы
признания великого нашего поэта, по
общему мнению, жизнерадостного и ясного, как небо Эллады, но, как и оно, знавшего всю силу неутолимой тоски [И им вторит поэтическое
признание великого мастера, исполненного трагической тоски, Микеланджело Буаноротти. (Мои глаза не видят более смертных вещей… Если бы моя душа не была создана по образу Божию, она довольствовалась бы внешней красотой, которая приятна для глаз, но так как она обманчива, душа подъемлется к вселенской красоте.)]…
Однако мыслительская работа Беме опознается не столько по таким глухим
признаниям, сколько по
общему плану его трактатов, очень и очень не непосредственных, но носящих в своем построении следы напряженной умственной работы.], и, если бы из его сочинений сохранилась лишь одна «Аврора», его первый трактат, имеющий печать свежести и непосредственности «вдохновения», и наиболее чуждый притязаний на систему, то можно было бы, пожалуй, не заметить одной из основных черт творчества Беме, с большой тонкостью подмеченной Шеллингом, это… его рационализма.
Не то что уже обаяния, высшего руководительства, но даже простого
признания их формального авторитета они в наших глазах не имели. Но, как я говорю выше, в
общем весь этот школьный режим не развращал нас и не задергивал настолько, чтобы мы делались, как недавно, забитыми гимназической «муштрой».
Когда я приезжал в Зыбино, я с головою окунался в атмосферу
общей любви,
признания и скрытого восхищения.
Но его сближает с коммунизмом крайний активизм, вера во всемогущество техники, проповедь коллективного,
общего дела, вражда к капитализму, проективизм, тоталитарность в отношении к жизни, склонность к регуляции и к планам мирового масштаба, отрицание теоретической мысли, умозрения, оторванного от практического дела,
признание труда основой жизни.
«Если бы оригинальность вымысла не была
общим отпечатком всех пьес Шекспира, — говорит Галлам, — так что
признание одного произведения наиболее оригинальным было бы осуждением других, мы могли бы сказать, что высшие стороны гения Шекспира всего ярче проявились в «Лире». Драма эта отступает более, чем «Макбет», «Отелло» и даже «Гамлет», от правильного образца трагедии, но фабула ее лучше построена, и она проявляет столько же почти сверхчеловеческого вдохновения, как и те».
Такого рода непросветленные верования ничего
общего не имеют с
признанием положительного смысла страдания и жертвы.
Признание объективного духа (например, у Гегеля) ведет к монизму и к тирании
общего над индивидуальным, к тоталитарным системам.
Христианство признает абсолютную ценность всякого человеческого лица, но это
признание ничего
общего не имеет с демократической механикой количеств.
В марксистском сознании нет ничего органического, никакого
признания реальности
общего, сверхличного (в нем нет и
признания реальности личного).
С одной стороны, рассуждение показывает, что выражение воли человека — его словà суть только часть
общей деятельности, выражающейся в событии, как, например, в войне или революции; и потому без
признания непонятной, сверхъестественной силы — чуда, нельзя допустить, чтобы словà могли быть непосредственною причиной движения миллионов; с другой стороны, если даже допустить, что словà могут быть причиной события, то история показывает, что выражения воли исторических лиц во многих случаях не производят никакого действия, т. е., что приказания их часто не только не исполняются, но что иногда происходит даже совершенно обратное тому, что ими приказано.
История показывает нам, что эти оправдания события не имеют никакого
общего смысла, противоречат сами себе, как убийство человека, вследствие
признания его прав, и убийство миллионов в России для унижения Англии.